Киносценарий РОДИ МЕНЯ ЕСЛИ СМОЖЕШЬ (часть 3)

Кинорежиссер Юрий Кузин

Максим нажал выключатель.
В комнате воцарился полумрак, только свет от фар машин, проезжавших под окнами, скользил по кровати, стене с ободранными обоями и фигурам подростков.
Оба раздевались, стоя спинами друг к другу.
- Мои трубы не проходимы, знаешь? - зачем-то сказала Фекла и швырнула майку в угол.
- А у меня сперматозоиды толпятся, как у пивного ларька, - Максим снял джинсы и аккуратно повесил их на спинку стула.
- Зачем тогда мы это делаем? - она сняла лифчик и хлопнулась животом на кровать.
- И че теперь, одеваться? - он сел на край кровати и задумался.
Зрачки Феклы бегали, точно белки, выпущенные из клеток.
- Ну, давай просто полежим…- предложила она. - Как брат и сестра…
Максим взбил подушку, лег, снял очки и трясущейся рукой положил их на край стула.
Фекла повернулась лицом к мальчишке с худенькими плечиками, узким тазом и бледной, как полотно, кожей на мышцах.
- Эй, - сказала она и провела пальцем по его позвоночнику. - Ты что так и будешь лежать спиной?
Максим тяжко вздохнул. Зачем-то потянулся к очкам, водрузил их на переносицу и повернулся лицом к девушке.
- А телескопы то зачем? - рассмеялась Фекла и сняла с него очки.
Максим близоруко сощурился.
Свет от зажженных фар скользнул по бедру девушки, ее груди, шее и на мгновение задержался на лукавой улыбке, наполовину завешенной тугими рыжими плетками.
- У меня, это… з… зрение… м…минус пять… - с трудом выговорил он.
Фекла закрыла глаза подростку, провела пальцем по его носу, бровям, обрисовала широкие, как у Мика Джаггера, губы на бледном лице. Затем она поцеловала его коротко, отрывисто.
- Так будем делать солдата для страны, или как? - хитро и по-деловому спросила она.
Максим улыбнулся.

Граненый стакан лопнул в дрожащих от напряжения пальцах Пановой. Осколки его со звоном упали на холодный кафель.
- УБИВАТЬ я не буду! - твердо пообещала Панова, стоя с окровавленной ладонью. - И плевать мне на отпускные!
Она подошла к трубе, подававшей воду к душевым отверстиям, и завинтила вентиль.
Вода перестала течь.
Санин, Осипова, Рутберг и Гришечкин молча смотрели то на трубу, висевшую под потолком, то на Панову.
- Поздно, дорогуша, - Осипова подошла к стене, сорвала с крюка полотенце и швырнула его Пановой. - Подписала контракт? - Выполняй!
- И как ты себе это представляешь? - спросил Санин. - Мое тело сожжено! А то, что на мне: эти руки, лицо - фальшивка! - Он снял с крюка полотенце и стал обтираться им с ног до головы. - Да, и что значит «изъять душу»? - Санин подошел к Рутберг. - Нож что ли в нее воткнуть? А затем удалить, как моллюска из раковины?
- Ну, зачем же нож? - Рутберг стояла с Пановой возле умывальника и промывала ее раненую ладонь. - Убить можно и с помощью мысли, желания. Вам никогда не приходило это в голову?

За окнами гремел автобан. Свет от зажженных фар выхватывал из полумрака тела Феклы и Максима.
Она положила его руку себе на грудь.
Он резко убрал руку, нащупал в темноте очки и надел их.
- Что случилось?
- Этот док, - Максим стал натягивать джинсы, приплясывая на одной ноге.
- Док? - Фекла уселась на кровати.
- Он сказал, что у нас резус-конфликт! - Максим натянул дырявый носок, опустился на колени, чтобы найти второй, но тот куда-то подевался. - Что ты резус положительная, а я резус отрицательный...
- И что дальше? - она уселась на кровати.
- А то, что мы не совместимы, - он быстро поднялся и в одном носке подошел к холодильнику.
- Не помню, чтобы он такое говорил, - Фекла укутала бедра одеялом и тоже подошла.
- Не хотел огорчать, - Максим вынул из холодильника две банки воды, одну открыл и протянул девушке.
- Короче, - подытожил он. - Мы убьем ребенка. А раз так, то и делать его не зачем.
Максим подошел к стулу, схватил рубаху и надел ее.
- Что за бред! - Фекла подошла. - Я не собираюсь убивать ребенка! Не хочу и не буду!
Она сняла с подростка очки и стала жарко целовать его в губы, в глаза.
Максим отнял у девушки очки и отстранил ее.
- Это сделает твоя кровь, Фекла! - он опять ринулся к холодильнику, выгреб из морозильника весь лед и умыл им лицо. - Понимаешь? - ТВОЯ КРОВЬ!

Женщина с челкой, как у Марлен Дитрих, дунула в свисток.
Санин, Гришечкин, Осипова, Рутберг и Панова стали хватать со столов униформы и натягивать их на голые тела.
Панова свалила униформу на стол рядом с Рутберг.
- Хотите выйти из комы? Зачем? - потребовала она ответа. - Сироток Вы не оставили, вдовца тоже?
- Архив, - устало вздохнула Рутберг и надела пилотку на мокрые волосы. - Хочу привести его в порядок.
- Что же Вы раньше этого не сделали? - с голым торсом подошел к обеим Санин.
- Руки не доходили, - Рутберг набросила глянцевый плащ на черный китель и направилась к выходу.
- А может, совесть замучила, а? Профессор? - крикнул Санин ей в догонку.
- Совесть? - Рутберг обернулась.
- Да, бросьте, я же вижу Вас насквозь, - Санин вальяжно подошел к ней. - В отпуск смотаться Вас погнала не забота о безутешных потомках, а страх за репутацию. А вдруг как откроется, что ученый с мировым именем - выскребала младенцев из пэтэушниц? Вот Вы и решили: «А сожгу-ка я его!» Архив то есть...
- И каким же образом? - улыбнулась ему в глаза Рутберг.
- Да горящий окурок, или короткое замыкание? Не мне Вас учить. - Санин по-шутовски развел руками.

Максим лежал на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и всхлипывал. Фекла сидела рядом, заботливо поправляла ему волосы.
- Эритроциты у меня плохие. Придумал тоже, - тихо сказала она. - Секса ты боишься, парень. Вот и весь резус-конфликт.
- Это все из-за моей матери, - всхлипнул Максим.
Фекла прилегла рядом, взяла его ладонь в свою руку.
- Мне было шесть, когда она привела этого типа, - сказал Максим и перевернулся на спину.
Фекла подперла голову локтями, чтобы видеть глаза парня, а потом положила лицо ему на грудь.
- Он раздел ее, - сказал Максим. - Прямо на моих глазах... Я думал, что умру... От стыда. От страха… А потом он отвел меня в тот угол и сказал, что накажет, если я обернусь.
Фекла подняла голову, посмотрела в мокрые от слез глаза подростка.
- И что?.. - робко спросила она. - Что было потом?
Максим сел, обняв колени, затем встал, подошел к стене, уперся в нее лбом.
- Я обернулся, - тихо сказал он.
Фекла подошла, развернула Максима лицом к себе и стала с жаром целовать его в губы, в глаза, а потом прижалась к нему всем телом.

Санин стоял с намыленными щеками перед мутным зеркалом и соскребал пену опасной бритвой.
С боку с сигаретой в руке подошла Рутберг.
- Ну, ладно. Вы правы. Я хочу вернуться, чтобы замести следы, - она улыбнулась и стряхнула пепел прямо в умывальник. - А Вам-то, зачем туда? Буккера Вы получили, с женой развелись - ни детей, ни долгов…
Санин порезал щеку, с досадой отложил бритву и, глядя в зеркало на выступившую из рынки алую каплю, быстро смыл пену с обеих щек.
- Читатели, - он взял полотенце и прижал его к щеке. - Я обещал им книгу с того света...
Рутберг усмехнулась.
- Это не остроумно, - сказала она. - К тому же, кто сейчас читает «Записки покойников»?
- Мои прочтут, - Санин выжал крем на ладонь и втер его в обе щеки.
- Ну, да, - усмехнулась Рутберг и нарисовала рожицу на запотевшем стекле. - Коматозники, преследующие душу?… Роман в духе «Моби Дика»?

Максим с жаром целовал Феклу в губы, в шею, в глаза, запуская ловкие, как тысяча котов, пальцы в ее огненно-рыжие волосы.
- Не торопись, дурачок, - она запечатала его рот ладонью. - Никто тебя в угол больше не поставит… Обещаю…
Максим упал на спину и со счастливой улыбкой посмотрел в огромный глаз Магритта.
В зрачке его - холодном и невозмутимом - все также лениво проплывали облака.
Максим перестал улыбаться. Встал. Взял из тумбочки черный маркер. Залез на кровать. И стал затушевывать им «всевидящее око».
Фекла со смехом наблюдала за его работой.

Печать опустилась на разворот удостоверения, после чего на фотографии Санина, его фамилии и порядковом номере возникла косая, как траурная лента, надпись: «КОМА».
Женщина в униформе и с челкой, как у Марлен Дитрих, вручила удостоверение Санину.

Рутберг, Гришечкин, Осипова, Панова и Санин стояли в кабине лифта под проливным дождем.
- Откажемся, Влад! Пока не поздно! - Панова смахнула капли дождя с мокрого лица Санина.
- Нет, уж! - он отстранил ее руку. - Бог? Душа? Не успокоюсь, пока не увижу!
Кабина поднималась все выше и выше и, казалось, подъему этому не будет конца.
- Чертов лифт! - Гришечкин ударил кулаком о стену. - Кто-нибудь скажет мне, куда нас везут?

Фекла и Максим любили друг друга. Она, то отстранялась от парня, чтобы отдышаться, то устремляла к его цепким пальцам свое гибкое тело с натянутым, как струна, позвоночником.
- Ты скоро? - она упала спиной на подушку, тяжело дыша, точно спринтер, взявший стометровку.
- А ты?
- Могу уступить.
- Не уж, девушка, только после вас…
Максим с новыми силами принялся за дело. Он жадно припадал к груди Феклы, целовал ее в губы, в глаза, владея каждым сантиметром ее кожи на шее, плечах, запуская пальцы в ее шелковистые волосы.

Кабина лифта затряслась, точно в агонии, и замерла.
Двери отворились.
Яркий свет ударил по глазам Санина.
Шахта лифта торчала прямо из-под земли, а вокруг, куда ни кинь взгляд, лежал пологий берег с осокой и туманом, стелящимся над рекой.
Рутберг, Гришечкин, Осипова, Панова и Санин робко подошли к краю кабины, но переступить через порог, за которым было светло и сухо, так и не решились.

Младенец плыл под водой, точно лягушонок. Чьи-то руки подталкивали его сзади, а когда головка малыша появилась над водой, подняли его и усадили в лодку, заполненную грудничками.

Читайте продолжение (Часть 4)

Сайт управляется системой uCoz