Киносценарий СЕРДЦЕ (Часть 1)
Продолжение Часть2 На главную

Кинорежиссер Юрий Кузин

Юрий Кузин



«СЕРДЦЕ»


Киносценарий





Все права защищены. Любое использование текста или его фрагментов без
письменного согласия правообладателей запрещается


Продюсерам и всем, кто готов вложить средства в проект, прошу звонить и писать

8-921-369-34-02
isjuminka@yandex.ru www.kuzin-cinema.narod.ru


г. Санкт-Петербург 2010 г.


МАРКА Студии

Веко рухнуло на глазное яблоко и вновь соскользнуло, обнажив выпуклую синеву роговицы с нервно-пляшущим зрачком в центре сферы.
- Все пляшет, рябит... Знаете, как в старом кино: заплатка на заплатке, - произнес за кадром высокий мужской голос с оттенком жеманства.
- Сидите ровно, не моргайте, и не будет плясать, - вдумчиво пробасил окулист.
Круглое, как кофейное блюдечко, зеркало на его лбу скакало и прыгало. А вслед за зеркалом, то, приближаясь, то, удаляясь от камеры, по кабинету метался худощавый господин в белом халате. Господин был черно-белым, распадался на фрагменты, и кадры эти сменяли друг друга, точно в клипе с рваным монтажом, где губы, рот и глаза кумира легко чередуются с его же фигурой на общем плане.
- Кутерьма в глазах, - вздохнул за кадром пациент, а затем спросил, - это что же, болезнь такая, или наказание?
- Скорее каприз, - пояснил окулист. - Особенность Вашего зрения… Черта, понимаете?… Ваша и ничья больше… Ну, как узор на пальцах, или рисунок на роговице…
Глаз трижды моргнул в знак согласия и вперил зрачок в пол.
- А Вы можете это исправить?
- Думаю, нет, - окулист направил отраженный от зеркальца луч в объектив камеры. - Это ведь не глаз виноват, а Ваш мозг, - добавил он, размышляя. - А здесь, друг мой, я Вам не помощник…
Глаз учащенно заморгал, прослезился и крепко-крепко сощурился.


ТИТР, перечисляющий главных создателей картины



Все, что вы увидите в этом фильме, будет монохромным, во всяком случае - большую его часть. Но даже этот прием, сводящий цвет к конфликту черного и белого, не самая большая трудность. Мир, который обрушится на зрителя, как снег на голову, утерял свою цельность, а отсюда и обилие ракурсов. И не важно - лицо перед нами, пейзаж или натюрморт. Реальность распадается, сегментируется, и в нашу задачу входит демонстрация этого изъяна. Так с повседневностью поступали разве что кубисты, на полотнах которых рты, носы, глаза и фигуры портретируемых наползали друг на друга.
Но довольно об этом. Итак, начнем.
Длинные, как бамбук, девичьи пальцы держали на весу глянцевый каталог модных обновок.
Другие пальцы, мальчишечьи - с грязью под ногтями и ссадинами на узких фалангах - нещадно теребили томик Селинджера.
Девушка перевернула страницу, метнув быстрый любопытный взгляд на соседа, сидевшего напротив.
Паренек встрепенулся, поправил на переносице очки и прочертил взглядом извилистую тропу от лица незнакомки, завешенного тугими рыжими плетками, через разрез на ее блузке, к обнаженному бедру, выступавшему из складок ее гофрированной юбки, белым, как слоновая кость, утесом.
Мягкий мужской голос не без иронии произнес:
- С глазами у меня не всегда было так плохо… В детстве я даже мог разглядеть зубы у муравья-солдата… Вернее, пересчитывал их мальчуган с ободранными в кровь коленками... Я же был его Душой, а у Душ, как известно, не бывает глаз... Кто-то даже сказал, что мы и на любовь не способны... Ведь, чтобы любить, нужно сердце. А какое сердце может быть у бесплотного Духа?... Но у меня оно было... И стучало это сердечко, поверьте, ничем не хуже прочих...
Девушка захлопнула каталог, желая сказать этим, что стриптиз окончен.
Паренек смущенно отвел глаза.
- Вот и сейчас, - продолжил голос, - когда я вспоминаю отца и мать, оно колотится так, словно хочет выскочить из груди...

ТИТР на черном фоне: «СЕРДЦЕ»



Женские ножки, обутые в черные без каблуков туфли, семенили по коридору. Эхо шагов гулко отдавалась в лабиринте переходов с пустыми рядами скамеек, облепивших казенные стены.
В пустом коридоре друг против друга сидели подростки: рыжеволосая девица с тонкой, как струна, фигурой, и коротко стриженый паренек лет 14-ти с очками, как у Гарри Поттера.
Он перелистывал каталог, грызя ногти. Она тоже читала, завесив лицо тугими рыжими плетками.
Ноги остановились. В руке блеснула папка. Толстые, стянутые кольцами, пальцы развязали тесьму, достали листок.
- Артемьева, ты? - низкий, бесцветный, прокуренный голос принадлежал крепко сбитой бабе в синем пиджаке с лычками прокурорского работника.
- Ну, я?
- А ты Стрельцов? - заключила баба, словно вынесла приговор, и рванула по анфиладе. - Сопровождающие есть?
- У…у-меня нет, - мальчишка догнал прокуроршу и зашагал по правую сторону от нее.
- А у моих крыша поехала, - захлопнула книгу девица и догнала обоих. - Как узнали, что я МИЛЛИОНЕРША, так аппетит потеряли. Не, правда, третьи сутки не спят, не едят. А в глазах такая алчность, что и смотреть тошно…
- Глупая ты, Артемьева, - попеняла ей баба. - В наследство еще вступить нужно. А будешь трещать о нем, как сорока, и без денег останешься и без головы.
Подростки шли молча, виновато понурив головы.
- А к… кого нам, это, в… оп-пекуны? - отважился на вопрос паренек и даже поправил очки для пущей важности.
- Ты что, упал? - бросила на него прокурорша испепеляющий взгляд. - Опекунов дают тем, кому нет 14-ти. А Вам по 15-ть, значит, выделят ПОПЕЧИТЕЛЕЙ. А с ними и койко-место.
- А если я спать на ней не смогу? - запротестовала рыжеволосая.
- Сможешь, - твердо пообещала баба. - А - нет, так СДАМ в интернат. Там и ОТОСПИТЕСЬ.
- А-а меня-то за что? - возмутился парень.
- Мать у тебя в тюрьме, а отец в бегах…Вот и думай…
Баба распахнула настежь какую-то дверь, но прежде, чем войти, обернулась и окинула подростков суровым взглядом.
- Таааак, сироты, - сказала она, словно упустила что-то важное. - Туалет налево…Кафе направо... Слушания в 12-ть... И чтоб не опаздывать…
Баба захлопнула за собой дверь.
Подростки недовольно хмыкнули, развернулись и разошлись по сторонам. Но, пройдя всего пару шагов, остановились, обернулись и пристально посмотрели друг на друга.
Мягкий мужской голос произнес:
- Этот взгляд все и решил… Длинный, как стальная рука, он хватался за все, что могло удержать этих двоих: за уязвленное самолюбие, за сиротство, на которое их обрекли. Я родился в глубине этих глаз. А секунду спустя, я уже барахтался в них, как новорожденный перед пеленанием…


Трижды ударил молоточек.
Двое конвоиров в черных униформах, фуражках с кокардами и глянцевых плащах в накидку подвели к металлическому стулу человека, сняли балахон.
- Ваше имя и фамилия? - Спросил Председательствующий, морщась от тяжелых грозовых капель, барабанивших по его лицу.
По обе стороны от него за столешницей сидели еще двое Судей в мокрых от дождя мантиях.
- Санин Владислав Юрьевич, - мужчина лет сорока закрылся рукой от бьющего в глаза света. Он был лысым, в продолговатых очках и с бородкой в форме иероглифа.
- Романист? - поинтересовался Правый Судья.
- Если угодно, - Санин с любопытством оглядел полузатопленный подвал с низко висящими лампами и книгами, плавающими в мутной жиже.
- Сколько длится Ваша смерть, знаете? - Спросил Левый Судья.
- Минуту, может две, - не глядя на него, ответил Санин. - Удивительно, как я еще цел? - Он извлек из воды размокший фолиант, перевернул страницу. - Да и что могло остаться от литератора, Ваша честь, после такого удара? - Он отбросил фолиант и с усмешкой посмотрел на Судей. - Пара книг в «бардачке»…
- И все-таки, от чего Вы умерли? - Не унимался Левый Судья.
- ДТП, - Санин рассек воздух ладонью. - Я выехал на «встречку», чтобы успеть НАВСТРЕЧУ с читателями. - Он улыбнулся собственному каламбуру, но, столкнувшись с суровыми взглядами служителей Фемиды, скорбно добавил: - Спешил на презентацию, а угодил в некролог.
Чопорная машинистка в пиджаке, кашне и с высокой, как у Марлен Дитрих, челкой над головой занесла слова Санина в протокол, стуча по клавишам «Континенталя».


Девушка с тонкой, как струна, фигурой быстро несла на подносе булочку и стакан кефира.
- Жрачка здесь хуже, чем в свинарнике, - она подсела за столик к подростку с очками, как у Гарри Поттера. - Звать-то как?
- Максимом, - мальчишка как раз собирался отправить в рот бутерброд с ветчиной, но рыжеволосая успела откусить от него значительную часть, причмокивая от удовольствия и облизывая кончики пальцев.
- А я вот 14-лет как все в Фёклах хожу, - пожаловалась она. - Не имя, а какой то овощ…
Максим поправил очки. Если бы ни стеклышки с пятью диоптриями, ни узкие с впалой грудью плечи, как у дистрофика, его вполне можно было назвать красивым, во всяком случае, за синеву глаз, изящный абрис лица и припухшие, как у метиса, губы на бледном лице.
- Слушай, МАКС, - нахалка прикончила лист салата, на котором покоилась ветчина, съеденная ею. - Это, правда, что твоя мать сидит?
- Ну, и че дальше?
- Да ни че, - она пожала плечами. - Просто интересно, за что мотают срок матери-одиночки?
- За убийство! На почве ревности!
- Вау! - Она подперла лицо ладонями. - А ты не врешь?
- А чё мне врать, - он снял очки и протер стеклышки. - Двенадцать ножевых ранений. Не считая гематом.
- Круто! - оценила Фёкла.
- А ты чё, дочь олигарха, или так тусуешься? - Он надел очки и поправил их пальцем.
- Мышь я церковная, - тяжко вздохнула она.
- Это как?
- Да так: мать умерла, отец тоже. Остались только я да миллионы, - тут Фёкла подалась вперед, чтобы добавить по секрету, - которых мне не видать, как своих ушей.
- Это почему же? - он весь напрягся.
- Попечительницы, скважины, все ключи отняли, - пояснила Фёкла. - От дома, от банковских ячеек. Это, говорят, для твоего же блага...
Максим кивнул в знак сочувствия.
- А ты, я гляжу, без конвоя? - Она вонзила в него свои зеленые с янтарной крошкой глаза.
- Если бы, - он тяжко вздохнул. - Ходит тут один соцработник. Книжечки, говорит, читать научу. А сам, гад, на задницу мою пялится...
Она понимающе кивнула, достала из рюкзака яблоко и протянула пареньку. Тот надкусил и вернул яблоко девушке. Оба весело хрустели.
Мягкий мужской голос не без иронии произнес:
- Не удивительно, что он клюнул. Такой напор. Такая открытость. Не всякий устоит. Особенно если ты всего лишь мальчишка, не знающий материнской ласки...


Трижды ударил молоточек.
Конвоиры подвели к стулу женщину, сняли балахон.
- Ваше имя? - сухо спросил Председательствующий.
- Панова Александра Игоревна, - брюнетка лет тридцати убрала с лица дождевые капли, а другой рукой одернула черное обтягивающее платье с глубоким вырезом на груди.
- Как случилось, Панова, что Вы оказались в одной машине с бывшим мужем? - спросил Левый Судья.
- Влад сам меня пригласил, - брюнетка метала испуганные взгляды то на Судей, изучавших ее в упор, то на конвоиров, каменными громадами возвышавшихся за её спиной. - Сказал, что скучает… К тому же был повод… Ему собирались вручить Буккера за роман… Я не знала, что он назовет его в мою честь… Между нами все кончено… Никакой дружбы… И тут такой поворот…
Тут она взглянула на Санина. Тот восседал на стуле за высоким барьером справа от столешницы и с нагловатой улыбочкой ловил каждое ее слово.
- И Вы поверили? - с ироничной усмешкой спросил Председательствующий.
- В Буккера - да, в то, что скучает - нет, - сказала Панова.
- Зачем же согласились? - поинтересовался правый Судья.
Панова пожала плечами.
- Влад сказал, что без меня ему плохо, - она повернула лицо к Санину. - Он всегда поддевал меня на этот крючок…
Санин изобразил на лице крайнее удивление, а затем зажмурил глаза, как человек, потерявший всякий интерес к происходящему.
- Скажите, Панова, - с какой-то маниакальной дотошностью уставился на нее левый Судья, сняв при этом очки и обтерев лицо носовым платком. - А что Вы почувствовали в момент удара?
- Холод, - Панова вдруг встрепенулась и стала ощупывать свое горло дрожащими пальцами. - Да, да, холод... Кажется, осколком мне перебило артерию…Только вот какую?


Рука с черным перстнем на костлявом мизинце захлопнула папку.
- Дело закрыто, - старуха с рябым лицом и в черной мантии поверх белого кашне обвела рыбьим взглядом Фёклу, мужчину-секретаря и трех женщин в черных приталенных костюмах. - Решение Суда можно обжаловать в течение десяти дней, после того, как я подпишу его.
- Вопрос, - Фёкла вскинула руку.
- В протокол он не попадет...
- А мне плевать, - Фёкла встала.
- Будешь грубить - оштрафую, - Судья вышла из-за стола, взяла папку и сунула ее в портфель.
- Валяйте! - сказала Фекла. - Только денежки мои у них!
Она указала пальцем на трех женщин с каменными лицами: - Ограбили сироту и еще ухмыляются.
- Успокойся, Фёкла, - Судья подошла. - Никто тебя не грабил. В восемнадцать получишь свои миллионы. А пока делай то, что скажут эти люди.
- И не подумаю! - Фёкла скрестила на груди обе руки.
Судья усмехнулась, направилась к двери, но у самого порога обернулась, но, ни как суровый служитель закона, а как мать, знающая цену мытарствам:
- Хочешь избавиться от опекунов - замуж выходи...
- В 14-ть-то лет? - усмехнулась Фёкла. - И кто же меня возьмет?
Женщина в строгом приталенном костюме поднялась и подошла к Фекле.
- Тот, кто надует твой живот, девочка, - спокойным, но твердым голосом сказала она, похлопав девушку по плечу, а затем повернулась лицом к Судье. - Но этого не случится Ваша честь, пока я председатель Попечительского Совета.
Фёкла с ненавистью посмотрела на женщину. Та ядовито улыбнулась в ответ.
Мягкий мужской голос не без иронии произнес:
- Я заставил ее произнести эти жуткие слова. Я не знал, как еще по-другому заговорить о ребенке, Душой которого я должен был стать.


Молоточек вновь застучал.
Четверо конвоиров с трудом усадили на стул здоровяка.
- Адвоката! - зарычал мужчина в рваной майке и с бычьим лицом, когда двое служивых сорвали балахон с его головы. - Я требую адвоката!
- Требуете? - Председательствующий поднял глаза от бумаг и усмехнулся. - Все, что Вы можете, Гришечкин, так это рассказать, как Вы умерли.
Правый и Левый Судьи бросили брезгливые взгляды на трясущийся от злобы кадык громилы.
- Зажмурился, значит? - толстяк нахмурил брови, а затем залился гомерическим хохотом. - А я то, лох, решил, что меня в кутузку.
Тут он закашлялся, застонал и зажал горло ладонью.
- Бар у меня, Ваша честь. А тут этот мент, со своим питбулем: «Купи, да купи!» Пес, говорит, бойцовый, обученный. А не пристроишь, говорит, закрою твой рассадник к чертовой матери…
- И Вы купили?
- А что было делать…Пусть, думаю, сторожит. А он, дьявол, цап меня за ногу… Повалил, значит…А сам, бес, в морду мне дышит…Глаза, как у свиньи…И клыками, клыками…
Тут он поднес к кадыку огромную пятерню: - Вот за это место!
Председательствующий участливо кивнул.
- А может Вы его били, Гришечкин? - осведомился Правый судья.
- Пальцем не трогал! - обиделся здоровяк, сплюнул в мутную жижу и добавил, тяжело вздохнув: - Ну, разве что разок, для острастки…
Судьи разом посмотрели на Председательствующего.
Тот лишь умиленно покачал головой.


Фёкла и Максим плелись в вечерней толпе, высыпавшей на Проспект.
- Ты когда переезжаешь? - Она передала ему банку с водой.
- Завтра, - он сделал глоток и вернул банку.
- А я сегодня, - Фёкла отхлебнула. - Короста, прикинь, девственность мою блюдет. Только зря. Быть невинной в 14-ть так же глупо, как старухой - в 40-к...
Тут она преградила путь подростку и уперла ему грудь свой указательный палец: - И в этом вопросе, Макс, ты мне должен помочь…
Он сглотнул слюну:
- Помочь? Но почему я?
- Очки у тебя прикольные, - Фёкла хитро прищурила левый глаз и нырнула в толпу. -
И потом, ты ведь женишься на мне?
- А это обязательно? - Максим догнал ее.
- Ну, да, - она кивнула. - Если, конечно у тебя нет других планов. Скажем, подставлять своему педику зад?
- Еще чего...
- Или плясать под его дудку?
- Не дождется...
- Тогда слушай…
Фёкла повернулась лицом к Максиму и стала разъяснять детали своего плана, пяться по ходу движения.
- Мы заключаем фиктивный брак. Так?
- Нуууу…
- А через месяц, два, даем пинка: ты своему извращенцу, я - Коросте. Что скажешь?
- Круто! - одобрил Максим. - Только браки регистрируют с 18-ти.
- Это верно, - Фёкла погрустнела. - Но с УГРОЗОЙ могут и в 15-ть. - Она вдруг оживилась.
- С угрозой? - Максим остановился и поправил пальцем оправу.
- Выкидыша, - девушка весело подскочила к нему, сняла с моргающих глаз очки и протерла платком каждое стеклышко. - Ну, это когда плацента рвется. Понимаешь? - пояснила она. - И Гитлеру - КАПУТ.
Фёкла водрузила очки на переносицу Максима. Тот глядел в пустоту, сглатывая слюну и учащенно моргая.
- В общем, так, - она схватила парня за руку и поволокла в толпу. - Распишемся и разбежимся: ты - к своей мамочке, я - к своим миллионам...
- А ребенок? - Максим вдруг резко высвободил руку и остановился. - Что бу-удет с ребенком?
- Чики-чики, - не думая долго, сказала она, но, столкнувшись с суровым взглядом подростка, насупила брови. - Или ты хочешь, чтобы я умерла при родах?
Парень опустил глаза.
Низкий мужской голос произнес:
- Я был в шоке. Меня собирались убить, даже не родив... Я был готов к чему угодно, но только не к этому...


Читайте продолжение (Часть 2)



Сайт управляется системой uCoz