Киносценарий СЕРДЦЕ (Часть 1) |
Продолжение Часть2 | На главную |
![]() |
Кинорежиссер Юрий Кузин
Юрий Кузин «СЕРДЦЕ» Киносценарий Все права защищены. Любое использование текста или его фрагментов без письменного согласия правообладателей запрещается Продюсерам и всем, кто готов вложить средства в проект, прошу звонить и писать 8-921-369-34-02 isjuminka@yandex.ru www.kuzin-cinema.narod.ru г. Санкт-Петербург 2010 г. МАРКА Студии Веко рухнуло на глазное яблоко и вновь соскользнуло, обнажив выпуклую синеву роговицы с нервно-пляшущим зрачком в центре сферы. - Все пляшет, рябит... Знаете, как в старом кино: заплатка на заплатке, - произнес за кадром высокий мужской голос с оттенком жеманства. - Сидите ровно, не моргайте, и не будет плясать, - вдумчиво пробасил окулист. Круглое, как кофейное блюдечко, зеркало на его лбу скакало и прыгало. А вслед за зеркалом, то, приближаясь, то, удаляясь от камеры, по кабинету метался худощавый господин в белом халате. Господин был черно-белым, распадался на фрагменты, и кадры эти сменяли друг друга, точно в клипе с рваным монтажом, где губы, рот и глаза кумира легко чередуются с его же фигурой на общем плане. - Кутерьма в глазах, - вздохнул за кадром пациент, а затем спросил, - это что же, болезнь такая, или наказание? - Скорее каприз, - пояснил окулист. - Особенность Вашего зрения… Черта, понимаете?… Ваша и ничья больше… Ну, как узор на пальцах, или рисунок на роговице… Глаз трижды моргнул в знак согласия и вперил зрачок в пол. - А Вы можете это исправить? - Думаю, нет, - окулист направил отраженный от зеркальца луч в объектив камеры. - Это ведь не глаз виноват, а Ваш мозг, - добавил он, размышляя. - А здесь, друг мой, я Вам не помощник… Глаз учащенно заморгал, прослезился и крепко-крепко сощурился. ТИТР, перечисляющий главных создателей картины Все, что вы увидите в этом фильме, будет монохромным, во всяком случае - большую его часть. Но даже этот прием, сводящий цвет к конфликту черного и белого, не самая большая трудность. Мир, который обрушится на зрителя, как снег на голову, утерял свою цельность, а отсюда и обилие ракурсов. И не важно - лицо перед нами, пейзаж или натюрморт. Реальность распадается, сегментируется, и в нашу задачу входит демонстрация этого изъяна. Так с повседневностью поступали разве что кубисты, на полотнах которых рты, носы, глаза и фигуры портретируемых наползали друг на друга. Но довольно об этом. Итак, начнем. Длинные, как бамбук, девичьи пальцы держали на весу глянцевый каталог модных обновок. Другие пальцы, мальчишечьи - с грязью под ногтями и ссадинами на узких фалангах - нещадно теребили томик Селинджера. Девушка перевернула страницу, метнув быстрый любопытный взгляд на соседа, сидевшего напротив. Паренек встрепенулся, поправил на переносице очки и прочертил взглядом извилистую тропу от лица незнакомки, завешенного тугими рыжими плетками, через разрез на ее блузке, к обнаженному бедру, выступавшему из складок ее гофрированной юбки, белым, как слоновая кость, утесом. Мягкий мужской голос не без иронии произнес: - С глазами у меня не всегда было так плохо… В детстве я даже мог разглядеть зубы у муравья-солдата… Вернее, пересчитывал их мальчуган с ободранными в кровь коленками... Я же был его Душой, а у Душ, как известно, не бывает глаз... Кто-то даже сказал, что мы и на любовь не способны... Ведь, чтобы любить, нужно сердце. А какое сердце может быть у бесплотного Духа?... Но у меня оно было... И стучало это сердечко, поверьте, ничем не хуже прочих... Девушка захлопнула каталог, желая сказать этим, что стриптиз окончен. Паренек смущенно отвел глаза. - Вот и сейчас, - продолжил голос, - когда я вспоминаю отца и мать, оно колотится так, словно хочет выскочить из груди... ТИТР на черном фоне: «СЕРДЦЕ» Женские ножки, обутые в черные без каблуков туфли, семенили по коридору. Эхо шагов гулко отдавалась в лабиринте переходов с пустыми рядами скамеек, облепивших казенные стены. В пустом коридоре друг против друга сидели подростки: рыжеволосая девица с тонкой, как струна, фигурой, и коротко стриженый паренек лет 14-ти с очками, как у Гарри Поттера. Он перелистывал каталог, грызя ногти. Она тоже читала, завесив лицо тугими рыжими плетками. Ноги остановились. В руке блеснула папка. Толстые, стянутые кольцами, пальцы развязали тесьму, достали листок. - Артемьева, ты? - низкий, бесцветный, прокуренный голос принадлежал крепко сбитой бабе в синем пиджаке с лычками прокурорского работника. - Ну, я? - А ты Стрельцов? - заключила баба, словно вынесла приговор, и рванула по анфиладе. - Сопровождающие есть? - У…у-меня нет, - мальчишка догнал прокуроршу и зашагал по правую сторону от нее. - А у моих крыша поехала, - захлопнула книгу девица и догнала обоих. - Как узнали, что я МИЛЛИОНЕРША, так аппетит потеряли. Не, правда, третьи сутки не спят, не едят. А в глазах такая алчность, что и смотреть тошно… - Глупая ты, Артемьева, - попеняла ей баба. - В наследство еще вступить нужно. А будешь трещать о нем, как сорока, и без денег останешься и без головы. Подростки шли молча, виновато понурив головы. - А к… кого нам, это, в… оп-пекуны? - отважился на вопрос паренек и даже поправил очки для пущей важности. - Ты что, упал? - бросила на него прокурорша испепеляющий взгляд. - Опекунов дают тем, кому нет 14-ти. А Вам по 15-ть, значит, выделят ПОПЕЧИТЕЛЕЙ. А с ними и койко-место. - А если я спать на ней не смогу? - запротестовала рыжеволосая. - Сможешь, - твердо пообещала баба. - А - нет, так СДАМ в интернат. Там и ОТОСПИТЕСЬ. - А-а меня-то за что? - возмутился парень. - Мать у тебя в тюрьме, а отец в бегах…Вот и думай… Баба распахнула настежь какую-то дверь, но прежде, чем войти, обернулась и окинула подростков суровым взглядом. - Таааак, сироты, - сказала она, словно упустила что-то важное. - Туалет налево…Кафе направо... Слушания в 12-ть... И чтоб не опаздывать… Баба захлопнула за собой дверь. Подростки недовольно хмыкнули, развернулись и разошлись по сторонам. Но, пройдя всего пару шагов, остановились, обернулись и пристально посмотрели друг на друга. Мягкий мужской голос произнес: - Этот взгляд все и решил… Длинный, как стальная рука, он хватался за все, что могло удержать этих двоих: за уязвленное самолюбие, за сиротство, на которое их обрекли. Я родился в глубине этих глаз. А секунду спустя, я уже барахтался в них, как новорожденный перед пеленанием… Трижды ударил молоточек. Двое конвоиров в черных униформах, фуражках с кокардами и глянцевых плащах в накидку подвели к металлическому стулу человека, сняли балахон. - Ваше имя и фамилия? - Спросил Председательствующий, морщась от тяжелых грозовых капель, барабанивших по его лицу. По обе стороны от него за столешницей сидели еще двое Судей в мокрых от дождя мантиях. - Санин Владислав Юрьевич, - мужчина лет сорока закрылся рукой от бьющего в глаза света. Он был лысым, в продолговатых очках и с бородкой в форме иероглифа. - Романист? - поинтересовался Правый Судья. - Если угодно, - Санин с любопытством оглядел полузатопленный подвал с низко висящими лампами и книгами, плавающими в мутной жиже. - Сколько длится Ваша смерть, знаете? - Спросил Левый Судья. - Минуту, может две, - не глядя на него, ответил Санин. - Удивительно, как я еще цел? - Он извлек из воды размокший фолиант, перевернул страницу. - Да и что могло остаться от литератора, Ваша честь, после такого удара? - Он отбросил фолиант и с усмешкой посмотрел на Судей. - Пара книг в «бардачке»… - И все-таки, от чего Вы умерли? - Не унимался Левый Судья. - ДТП, - Санин рассек воздух ладонью. - Я выехал на «встречку», чтобы успеть НАВСТРЕЧУ с читателями. - Он улыбнулся собственному каламбуру, но, столкнувшись с суровыми взглядами служителей Фемиды, скорбно добавил: - Спешил на презентацию, а угодил в некролог. Чопорная машинистка в пиджаке, кашне и с высокой, как у Марлен Дитрих, челкой над головой занесла слова Санина в протокол, стуча по клавишам «Континенталя». Девушка с тонкой, как струна, фигурой быстро несла на подносе булочку и стакан кефира. - Жрачка здесь хуже, чем в свинарнике, - она подсела за столик к подростку с очками, как у Гарри Поттера. - Звать-то как? - Максимом, - мальчишка как раз собирался отправить в рот бутерброд с ветчиной, но рыжеволосая успела откусить от него значительную часть, причмокивая от удовольствия и облизывая кончики пальцев. - А я вот 14-лет как все в Фёклах хожу, - пожаловалась она. - Не имя, а какой то овощ… Максим поправил очки. Если бы ни стеклышки с пятью диоптриями, ни узкие с впалой грудью плечи, как у дистрофика, его вполне можно было назвать красивым, во всяком случае, за синеву глаз, изящный абрис лица и припухшие, как у метиса, губы на бледном лице. - Слушай, МАКС, - нахалка прикончила лист салата, на котором покоилась ветчина, съеденная ею. - Это, правда, что твоя мать сидит? - Ну, и че дальше? - Да ни че, - она пожала плечами. - Просто интересно, за что мотают срок матери-одиночки? - За убийство! На почве ревности! - Вау! - Она подперла лицо ладонями. - А ты не врешь? - А чё мне врать, - он снял очки и протер стеклышки. - Двенадцать ножевых ранений. Не считая гематом. - Круто! - оценила Фёкла. - А ты чё, дочь олигарха, или так тусуешься? - Он надел очки и поправил их пальцем. - Мышь я церковная, - тяжко вздохнула она. - Это как? - Да так: мать умерла, отец тоже. Остались только я да миллионы, - тут Фёкла подалась вперед, чтобы добавить по секрету, - которых мне не видать, как своих ушей. - Это почему же? - он весь напрягся. - Попечительницы, скважины, все ключи отняли, - пояснила Фёкла. - От дома, от банковских ячеек. Это, говорят, для твоего же блага... Максим кивнул в знак сочувствия. - А ты, я гляжу, без конвоя? - Она вонзила в него свои зеленые с янтарной крошкой глаза. - Если бы, - он тяжко вздохнул. - Ходит тут один соцработник. Книжечки, говорит, читать научу. А сам, гад, на задницу мою пялится... Она понимающе кивнула, достала из рюкзака яблоко и протянула пареньку. Тот надкусил и вернул яблоко девушке. Оба весело хрустели. Мягкий мужской голос не без иронии произнес: - Не удивительно, что он клюнул. Такой напор. Такая открытость. Не всякий устоит. Особенно если ты всего лишь мальчишка, не знающий материнской ласки... Трижды ударил молоточек. Конвоиры подвели к стулу женщину, сняли балахон. - Ваше имя? - сухо спросил Председательствующий. - Панова Александра Игоревна, - брюнетка лет тридцати убрала с лица дождевые капли, а другой рукой одернула черное обтягивающее платье с глубоким вырезом на груди. - Как случилось, Панова, что Вы оказались в одной машине с бывшим мужем? - спросил Левый Судья. - Влад сам меня пригласил, - брюнетка метала испуганные взгляды то на Судей, изучавших ее в упор, то на конвоиров, каменными громадами возвышавшихся за её спиной. - Сказал, что скучает… К тому же был повод… Ему собирались вручить Буккера за роман… Я не знала, что он назовет его в мою честь… Между нами все кончено… Никакой дружбы… И тут такой поворот… Тут она взглянула на Санина. Тот восседал на стуле за высоким барьером справа от столешницы и с нагловатой улыбочкой ловил каждое ее слово. - И Вы поверили? - с ироничной усмешкой спросил Председательствующий. - В Буккера - да, в то, что скучает - нет, - сказала Панова. - Зачем же согласились? - поинтересовался правый Судья. Панова пожала плечами. - Влад сказал, что без меня ему плохо, - она повернула лицо к Санину. - Он всегда поддевал меня на этот крючок… Санин изобразил на лице крайнее удивление, а затем зажмурил глаза, как человек, потерявший всякий интерес к происходящему. - Скажите, Панова, - с какой-то маниакальной дотошностью уставился на нее левый Судья, сняв при этом очки и обтерев лицо носовым платком. - А что Вы почувствовали в момент удара? - Холод, - Панова вдруг встрепенулась и стала ощупывать свое горло дрожащими пальцами. - Да, да, холод... Кажется, осколком мне перебило артерию…Только вот какую? Рука с черным перстнем на костлявом мизинце захлопнула папку. - Дело закрыто, - старуха с рябым лицом и в черной мантии поверх белого кашне обвела рыбьим взглядом Фёклу, мужчину-секретаря и трех женщин в черных приталенных костюмах. - Решение Суда можно обжаловать в течение десяти дней, после того, как я подпишу его. - Вопрос, - Фёкла вскинула руку. - В протокол он не попадет... - А мне плевать, - Фёкла встала. - Будешь грубить - оштрафую, - Судья вышла из-за стола, взяла папку и сунула ее в портфель. - Валяйте! - сказала Фекла. - Только денежки мои у них! Она указала пальцем на трех женщин с каменными лицами: - Ограбили сироту и еще ухмыляются. - Успокойся, Фёкла, - Судья подошла. - Никто тебя не грабил. В восемнадцать получишь свои миллионы. А пока делай то, что скажут эти люди. - И не подумаю! - Фёкла скрестила на груди обе руки. Судья усмехнулась, направилась к двери, но у самого порога обернулась, но, ни как суровый служитель закона, а как мать, знающая цену мытарствам: - Хочешь избавиться от опекунов - замуж выходи... - В 14-ть-то лет? - усмехнулась Фёкла. - И кто же меня возьмет? Женщина в строгом приталенном костюме поднялась и подошла к Фекле. - Тот, кто надует твой живот, девочка, - спокойным, но твердым голосом сказала она, похлопав девушку по плечу, а затем повернулась лицом к Судье. - Но этого не случится Ваша честь, пока я председатель Попечительского Совета. Фёкла с ненавистью посмотрела на женщину. Та ядовито улыбнулась в ответ. Мягкий мужской голос не без иронии произнес: - Я заставил ее произнести эти жуткие слова. Я не знал, как еще по-другому заговорить о ребенке, Душой которого я должен был стать. Молоточек вновь застучал. Четверо конвоиров с трудом усадили на стул здоровяка. - Адвоката! - зарычал мужчина в рваной майке и с бычьим лицом, когда двое служивых сорвали балахон с его головы. - Я требую адвоката! - Требуете? - Председательствующий поднял глаза от бумаг и усмехнулся. - Все, что Вы можете, Гришечкин, так это рассказать, как Вы умерли. Правый и Левый Судьи бросили брезгливые взгляды на трясущийся от злобы кадык громилы. - Зажмурился, значит? - толстяк нахмурил брови, а затем залился гомерическим хохотом. - А я то, лох, решил, что меня в кутузку. Тут он закашлялся, застонал и зажал горло ладонью. - Бар у меня, Ваша честь. А тут этот мент, со своим питбулем: «Купи, да купи!» Пес, говорит, бойцовый, обученный. А не пристроишь, говорит, закрою твой рассадник к чертовой матери… - И Вы купили? - А что было делать…Пусть, думаю, сторожит. А он, дьявол, цап меня за ногу… Повалил, значит…А сам, бес, в морду мне дышит…Глаза, как у свиньи…И клыками, клыками… Тут он поднес к кадыку огромную пятерню: - Вот за это место! Председательствующий участливо кивнул. - А может Вы его били, Гришечкин? - осведомился Правый судья. - Пальцем не трогал! - обиделся здоровяк, сплюнул в мутную жижу и добавил, тяжело вздохнув: - Ну, разве что разок, для острастки… Судьи разом посмотрели на Председательствующего. Тот лишь умиленно покачал головой. Фёкла и Максим плелись в вечерней толпе, высыпавшей на Проспект. - Ты когда переезжаешь? - Она передала ему банку с водой. - Завтра, - он сделал глоток и вернул банку. - А я сегодня, - Фёкла отхлебнула. - Короста, прикинь, девственность мою блюдет. Только зря. Быть невинной в 14-ть так же глупо, как старухой - в 40-к... Тут она преградила путь подростку и уперла ему грудь свой указательный палец: - И в этом вопросе, Макс, ты мне должен помочь… Он сглотнул слюну: - Помочь? Но почему я? - Очки у тебя прикольные, - Фёкла хитро прищурила левый глаз и нырнула в толпу. - И потом, ты ведь женишься на мне? - А это обязательно? - Максим догнал ее. - Ну, да, - она кивнула. - Если, конечно у тебя нет других планов. Скажем, подставлять своему педику зад? - Еще чего... - Или плясать под его дудку? - Не дождется... - Тогда слушай… Фёкла повернулась лицом к Максиму и стала разъяснять детали своего плана, пяться по ходу движения. - Мы заключаем фиктивный брак. Так? - Нуууу… - А через месяц, два, даем пинка: ты своему извращенцу, я - Коросте. Что скажешь? - Круто! - одобрил Максим. - Только браки регистрируют с 18-ти. - Это верно, - Фёкла погрустнела. - Но с УГРОЗОЙ могут и в 15-ть. - Она вдруг оживилась. - С угрозой? - Максим остановился и поправил пальцем оправу. - Выкидыша, - девушка весело подскочила к нему, сняла с моргающих глаз очки и протерла платком каждое стеклышко. - Ну, это когда плацента рвется. Понимаешь? - пояснила она. - И Гитлеру - КАПУТ. Фёкла водрузила очки на переносицу Максима. Тот глядел в пустоту, сглатывая слюну и учащенно моргая. - В общем, так, - она схватила парня за руку и поволокла в толпу. - Распишемся и разбежимся: ты - к своей мамочке, я - к своим миллионам... - А ребенок? - Максим вдруг резко высвободил руку и остановился. - Что бу-удет с ребенком? - Чики-чики, - не думая долго, сказала она, но, столкнувшись с суровым взглядом подростка, насупила брови. - Или ты хочешь, чтобы я умерла при родах? Парень опустил глаза. Низкий мужской голос произнес: - Я был в шоке. Меня собирались убить, даже не родив... Я был готов к чему угодно, но только не к этому... Читайте продолжение (Часть 2) |